Служба Радости - Страница 50

Куда ехать? Первым делом надо позаботиться о ранах. Медпункт? Больница? Нет, ОНИ могут поджидать там. Света нарушила все возможные правила движения, выезжая из города. Под толстым задом сидение скользило от крови, в голове красный туман сменился белым. Только выехав за черту Благодарного и свернув на проселочную дорогу, Света позволила себе остановиться и вылезти из машины. Боль, наконец, пришла, тело заломило в корчах, не говоря уж о ранах. Как стриптизерша, одним движением, Света сорвала с себя платье. Вскоре зверьки соседнего леса смогли увидеть ее полностью нагой. В машине нашлась аптечка, в ней спирт. Половина ушла в горло, половиной Света промыла раны. Сделав три марлевых тампона, наложила на раны, скрепила пластырем. Кровотечение слегка приостановилась. Теперь телефон. Скульпторша покопалась в половинках платья, достала большую платиновую трубку. Хорошо, что в Благодарном ее знает каждая собака; есть и подружка медсестра. Света набрала номер, сказала, чтобы та взяла иглы с нитками, антибиотики и ехала к ней.

Спустя полтора часа, когда, наложив швы, причитающая подруга все-таки уехала, Света, наконец, смогла собрать мысли. Что же произошло? На нее напали два странных субъекта: молодой мужчина и молодая девушка. От ран, которые нанесла им Света, любой умер бы, а если вспомнить руку, змеей ползущую по полу мастерской… Кто же они такие? Но тут память уцепилась за интересную деталь. Мужик ведь спрашивал о братьях…

Света набрала Женю. Тот сейчас ближе, да и старше чудика Петьки. Женя внимательно выслушал сестру и сказал, чтобы приезжала в Азов. А еще раскрыл кое-какие соображения. Света сначала поспорила, но в конце приняла его версию, как рабочую. К брату она приехала через девять часов.

Глава третья, подраздел второй: где мертвые курьеры восстанавливаются после встречи со Светой, но, главной частью, в третьей главе важно отступление

Кейс с деньгами Жюбо взял в мастерскую, а вся косметика осталась в гостинице — пришлось возвращаться. Пока мертвые пробирались сквозь кусты и прятались за деревьями, со стороны галереи доносились завывания сирен. Сначала Манада хотела спросить, что это за зверь так воет, но припомнила, как такие же звуки издавала карета стражников из Маныча. Жюбо выглядел примерно как потухший вулкан: вроде спокойный, но тронь — взорвется потоками лавы и пепла. Он нес правую руку в левой, отдал мертвой чемодан с деньгами и полностью погрузился в хаос мыслей. Добирались они чуть ли не час, внутри их встретила пустая стойка, из-за нее доносился громкий храп. Жюбо не стал будить корчмаря, молча пошел в номер. Войдя, он кинул руку на кровать и сказал:

— Сначала надо ее пришить, потом я займусь тобой.

Манада кивнула, открыла чемодан с косметикой, нитками и иглами. Вдевая в ушко иглу, она вдруг округлила глаза и спросила:

— А как ты вообще двигал ей? Когда мы прыгнули с поезда, ты ведь не мог пошевелить рукой, а тут она Свету сама собой резала!

— В этом-то как раз ничего странного нет. Хотя объяснить трудно… — Жюбо повернулся к напарнице раной на плече, Манада взяла руку с кровати и сделала первый стежок. — Это как-то связано с нашим мозгом и восприятием. В общем, пока любой наш орган связан с телом, мозг считает его своим, и тут ничего не поделаешь. Есть нейронная связь между нервными окончаниями, и как только она прерывается — я имею в виду, частично прерывается — мозг блокирует руку, чтобы та не повредила себя. Путем длительных тренировок можно побороть эту связь, тогда можно будет двигать мышцами, когда угодно, пусть даже тебе сломали весь скелет. Но я такой техникой не владею. Если же рука отделяется от тела, мозг понимает — она уже не твоя, ее обратно не прикрепишь, и как бы открещивается от нее. Тут барьер снимается, но другая часть мозга всегда будет чувствовать, что рука у тебя есть. Знаешь, если человеку отрубают конечность, иногда он чувствует боль в ней спустя несколько лет. Вот именно этой частью мозга я и управлял рукой. Знаю, это сложно, да я и сам не понимаю до конца, как это происходит, но факт есть факт: если тебе размозжат плечо, ты не сможешь шевелить рукой до того, как ее с мозгом соединяет хоть одно нервное окончание; если же тебе отрежут руку, ты сможешь ей шевелить. То же самое и с ногами, и с головой.

— А если мне разворотят мозг? — Манада почти окончила грубый шов — наложила крупные стежки. Осталось прострочить мелкими для крепости.

— Если серьезно повредят мозг, пролежишь до того, как окончится действие Обезболивателя. Если частично, на некоторое время можно сойти с ума. Спасибо…

— Не за что, — сказала Манада, откусывая нитку зубами. — А как нам быть с моей шеей? И у меня вся кожа повисла как раньше!

Жюбо посмотрел на нее — жуть! Шейные позвонки раздроблены, левая половина лица свисает, натягивая кожу на правой. Получилось, что левый глаз Манады заплыл, а правый стал узким, как у китайца. Голова то и дело падает на плечи или запрокидывается на спину. Ниже идет сморщенная шея, три вмятины на груди, а еще лодыжка сломана.

— Да, тут нитками и пластилином не обойдешься… — пробормотал Жюбо. — Придется разбирать кровать.

Что он и сделал, как только убедился, прочны ли стежки, опоясывающие плечо неровным кольцом. Из решетчатой спинки мертвец вынул металлический штырь и забил в кожу Манады на затылке. Штырь пронзил заднюю часть шеи, вошел в спину — получилось что-то вроде иглы, на которую насаживают головы куклам. Дальше он разорвал матрац и набил ватой лифчик — грудь Манады повисла двумя вялыми лопухами, пришлось делать накладную. Несколькими скрепками он натянул кожу на лице, спрятал все под волосами и, обойдя, посмотрел на результат. Стоит ли говорить, что он не впечатлил? Кожа лица кое-где потрескалась, правда, это можно закрасить, но все равно получится до ужаса неестественно. Лоб, нос, щеки, губы — все гладкие, как коленка; осанка прямая, будто… будто в шею забили костыль! На руках и ногах вмятины, это спрячется одеждой, однако… как же ей будет больно! Когда действие Обезболивателя окончится и ткани начнут восстанавливаться, Манаде придется несладко. Ему, кстати, тоже.